Игорь ДЗАНТИЕВ

Письмо, о котором пойдет речь, оказалось у меня в виде копии при следующих обстоятельствах. Секретарь Совета безопасности Южной Осетии генерал Баранкевич, уставший донельзя за дни и ночи сумасшедше тяжелой войны, а еще больше - за послевоенный бардак в Цхинвале, приехал ненадолго во Владикавказ, чтобы, передохнув, вместе с семьей отправится дальше, в родной Волгоград, в короткий отпуск. Так получилось, что в тот момент я оказался рядом. В разговоре Анатолий Константинович не жалел эпитетов. Чувствовалось, что эмоциональное напряжение в нем остается запредельным. «Одна только отдушина, - сказал, выпустив пар, он, - это народ. Только это меня и поддерживало».

Делясь наболевшим, он признался, что давно бы на все плюнул, если бы каждый день не видел глаза людей. А в послевоенные августовские дни ему довелось увидеть много людских глаз, в которых горе потерь было перемешано с радостью победы. Не было дня и часа, чтобы совершенно незнакомые жители Цхинвала не принимались обнимать и целовать его как родного, дорогого им человека. «Вот недавно один пожилой мужчина меня разыскал и передал письмо, - продолжил тему Анатолий Константинович. - Для меня оно - самая большая награда».

Я немедленно поинтересовался, куда делось письмо. Оно оказалось в папке с документами. Я попросил разрешения его сфотографировать как свидетельство, имеющее прямое отношение к только что завершившейся войне. И получил согласие.

О письме и нашем разговоре я вспомнил 20 сентября 2008 года, когда в Цхинвале праздновался День независимости. Я наблюдал за военным парадом, за теми, кого награждают орденами и медалями, и не находил знакомое очертание статной и неизменно подтянутой фигуры Баранкевича. Когда я стал наводить справки, выяснилось, что генерал оказался в немилости у Э.Кокойты и его окружения. Мне стало стыдно за нашу черную неблагодарность, за то, что кто-то, пусть он хоть трижды президент, может посягнуть на победу действительных героев минувшей войны.

А потом президент Южной Осетии и вовсе договорился до того, что знаменитый танк, подбитый на перекрестке у здания совпрофа, вовсе не является трофеем Баранкевича. Выходит, что его подбил Кокойты. Но, к счастью, история не пишется по монаршему повелению.

Публикуя в канун годовщины трагических событий полный текст письма, адресованного генералу Баранкевичу, я счел необходимым изменить до неузнаваемости фамилию автора. Чтобы, не дай Бог, не навредить его внуку. К сожалению, сейчас в Южной Осетии такая ситуация, что благодарное слово в адрес людей заслуженных и уважаемых народом, но неугодных Э.Кокойты, может обойтись очень дорого.

Товарищ ГЕНЕРАЛ,

Позвольте выразить Вам мое глубокое уважение за Ваши мужественные действия в дни тяжелых испытаний. Разумеется, не мне судить, не мне оценивать ваши действия, но они, эти действия, коснулись и меня, моей семьи, и потому кажется мне уместным воздать вам за заслуженное. На других участках тех событий, видимо, были и другие герои, но мне об этом неизвестно.

Смертельный бой можно видеть только изнутри и сказать о нем могут только его участники, непосредственные очевидцы. Я пользуюсь информацией такого участника. Мой внук - Андрей Тедеев косноязычно (после пережитого), поддаваясь моим настойчивым просьбам, рассказал о некоторых эпизодах тех дней. Это - отрывочные сведения: суматошность ситуации, неопытность не позволили сохранить последовательную картину событий, но из обрывков его сведений выяснилось:

«Генерал Баранкевич в критические моменты под градом пуль и осколков, под грохот бомб и танков сумел собрать наши разрозненные группы в один боевой отряд и оставался с нами до конца с автоматом, с противотанковыми гранатометами. По его команде отряд дружно бросался с участка на участок, а он - среди нас или впереди нас, оставаясь невозмутимым старшим товарищем. Его хладнокровие делало нас более смелыми, страх наш как-будто отступал и в душе как бы возникало что-то вроде чувства азарта. Во всяком случае, мне так казалось».

На вопрос, было страшно, он сказал смущенно:

«Да, признаюсь, было страшно. Не знаю, как другие, но в отдельные моменты было очень страшно. Но и здесь нас выручал генерал. От него исходила какая-то сила, которая как-будто  оберегала нас от беды. С ним себя чувствовали уверенно, словно его мужество служило нам спасительным щитом. Мне так казалось. И я старался быть поближе к нему. Правда, мне это удавалось не всегда».

В связи с этим он заметил:

«Я думаю, что именно благодаря генералу Баранкевичу, благодаря его умению руководить боевыми действиями, мы выполнили задачу без потерь».

Выходит, уважаемый генерал, Вы спасли наших детей.

Я люблю, естественно, внука, и, сидя в темном, грязном подвале, тревожно прислушивался к истошному шуму вокруг, а сердце до боли сжималось в ожидании худшего. Значит, вы спасли мне внука.

Примите мою искреннюю благодарность и великое вам спасибо.

Цхинвал, 21 августа 2008 г.